— Ну, что гаврики? — обратился я к лохматым в слух, и присел на корточки, заглядывая в глаза. Корноухий с большими карими глазами взгляд не отвёл, но всё же косился на товарища, лежащего сбоку. С ним, пожалуй, и поговорю.
— Почему люди вам враги?
— р-р-р..!
— Ты, не рыкай..! Объясняй внятно.
Недовольное ворчание. И тут в разговор вступил другой с коротким хвостом.
— Люди МЫ! Мы настоящие свободные люди!
— Вот, как? А мы кто?
— Вы рабы своих нелепых законов, своего облика…
— А вы нет?
— Нет. Мы давно выбрали свободу и не зависим …
— От чего независим? Разве вы так же как люди не заботитесь о своём потомстве и самках? Не кормите, не учите?
— … р-р-р. Мы сами выбрали свой облик. Он лучше (тут невнятно, но я понял как более приспособленный) для жизни.
— Ха! Только сказки мне не надо рассказывать! Ты такой, каким тебя мама родила, и другим тебе не быть.
Я сознательно провоцировал короткохвостого, ожидая реакции. И она последовала.
На моих глазах его стало корежить. Облик поплыл и передо мной предстал голый мужик, заросший и нечесаный. Нечто подобное я и ожидал. Вот это аргумент! Аргумент у него тоже был порядочных размеров…
— Мы — люди истинные! — рявкнул он, и неуклюже стукнул себя кулаком в грудь. — И мы свободны от ненужных т-р-ряпок, жилищ и ор-р-удий!
Покосился он на мой калаш за плечом.
— Ваше дело… А людей то за что не любите?
По виду его было понятно как ему неуютно в нынешнем облике, он стоял полусогнутый и порывался встать на четвереньки. И смотрел на меня ожидая моей реакции, мол достаточно для демонстрации. Нет, уж, голубчик, не дождешься, пока всё не скажешь!
— Ну!
— Они… они убивали нас как диких зверей! Наши братья убивали нас! За наш выбо-р-р!
Я кивнул. Понятно. Мутантов в своё время мочили почем зря.
— Они были простые люди?
— … г-р-рю, б-р-ратья..
Разговор псиному брату давался с трудом, некоторые слова он либо забыл, либо не мог выговорить. В глазах стояла мука. Ладно, облегчу тебе жизнь.
— Они тоже могли превращаться в собак?
— р-р-га-у!
— Но остались людьми?
Мой лохматый собеседник не выдержал и все-таки упал на четвереньки, успев кивнуть, мол: да, могли. Интересное дело получается? Мутанты истребляли мутантов? И за что? Если обе группы могли превращаться? Одни выбрали жизнь собачью, хотя у оставшихся она была не легче. Н-да!
Пока я призадумался, лохматый успел обзавестись хвостом и лапами, и отчаянно зевнув, улегся на брюхо.
— Вот, что друзья мои, мне надо пройти на ту сторону реки к одной деревне. И мне нужны сопровождающие. Есть у вас крепкие псы?
— Люди! Мы Люди! — оскалился, молчавший до этого корноухий.
— Мужиков крепких еще трое помимо вас будет?
Фраза, что они крепкие мужики им понравилась. Даже взгляд как-то потеплел.
Они вильнули хвостами, мол, полно мужиков. Но что-то меня насторожило. И я повторил вопрос:
— Мне надо на ту сторону речки? Где переход есть знаете? Мост?
Эх, зря я пса отпустил, расслабились, отвечать не хотят.
— знаем… но не пойдем…
Я внутренне зарычал. Суки!
— ты вожак, можешь убить любого из нас… Но вести на погибель народ. Не пойдем.
— Какую погибель?
— … Там за переходом погибель. Там всех убьют.
— Кто? Чего вы боитесь? Струсили?
Шерсть поднялась на загривках. Обиделись псы и разозлились.
— наши братья погибель… смерть… Обратной дороги нет.
И было в этом ответе, некая застарелая обида и ненависть, что я сразу сообразил.
Вот оно что! Значит там их родина…
— Ладно, но до моста вы меня доведете. Слышали, блохастые?!
Блохастые глядели исподлобья. Плевать я хотел на ваше недовольство. С вами или без вас, но до цели я доберусь!
Туман оборвался резко, словно кто штору отдернул. Друзья рысью бежавшие по железной дороге остановились изумленно оглядываясь. Лес, окружавший дорогу, разом пропал вместе с туманом. Да и тумана не было. Позади вместо леса залитого туманом было необозримое поле. Ровная аккуратно уложенная шпалами дорога, по которой только что пробежались друзья, тоже отсутствовала. Теперь она представляла собой чуть заметную насыпь, разваленную налево и направо диковинным зверем. Рельсы топорщились и вздымались в небо завитые как стружка под рубанком. Но это метров сто позади, а дальше картина была ещё причудливей. Обгоревшие и полу засыпанные шпалы смотрелись небрежно рассыпанными спичками, вывалившимися из кармана великана. Причем великан был сильно пьян и заносило его крепко, поскольку шпалы и причудливо гнутые рельсы торчали в совершенно неожиданных местах. Николай подергал за рукав Руслана.
— Глянь….
Руслан обернулся, чтобы лицезреть, открывшуюся перед ними картину. Впереди тоже было на что посмотреть. Неподалеку, где рельсы ещё не взбесились, а лежали вкривь и вкось по обе стороны насыпи валялись сжатые и скомканные железные коробочки, в коих угадывались остатки железного змея.
— Мама дорогая! Кто это так?!
— Угу… Пойдем посмотрим поближе.
— Рус, мне не по себе… Мне почему-то кажется, что дороги назад больше нет.
— Наверное. Но сейчас это не важно, важнее то, что впереди.
Впереди моросил дождь. Позади, впрочем, тоже. Серое, тусклое небо неспешно и скупо сеяло на желтую глинистую землю. Друзья скользнули вниз по насыпи и обогнули смятый в гармошку вагон. От зеленой краски некогда покрывавшей вагон ничего не осталось. Сначала она видимо облупилась от удара, в тот момент когда железо корежило и сминала непреодолимая сила. Потом она горела вместе с содержимым. А то, что оставалось, смыл бесконечный дождь, и обглодала ржавчина. И всё же, каким — то непостижимым образом зеленый цвет угадывался в ржавых останках. Он притаился в складках покореженного металла, в уголках швеллеров и рам, в израненном боке вагона, на котором он лежал. И зелень эта пробивалась вместе с травой и кустарником, через дыры от ржавчины и оконные проемы. Руслан вскарабкался на остов и заглянул в пасть оконного проема. Внутри было темно и сыро. Пахло горелым, ржавчиной и смертью..