Ревет Максим младший. Вот досталось пацану с детства. Никакого покоя. Луиза затравленно оглядывается в поисках безопасного места. Я сметаю половик с пола. Нога задевает за большое металлическое кольцо. Крышку на себя. Так и есть! Погреб. Черная яма дохнула на нас застарелым гнильем и мышиным пометом. Покрытые белой плесенью, мохнатые ступеньки.
— Роза, Луиза, давайте вниз!
— Шустрый! Ты с ними. — махнул головой Федор.
Сережка не успел взъерепениться, как я схватил его за плечи и, шепнув на ухо: «Ты последний защитник. Если, что …». Отправил его следом. Обеденный стол перевернули и прикрыли крышку погреба. Вот и готовы. Хаймович притулился спиной к панцирной сетке, прикрывающей оконный проем. В его руках появилась тонкая сигаретка, которую он покрутил в пальцах, и наконец прикурил.
— Ну пожалуй и всё хлопцы… Зря вы меня послушали дурака старого. В пригороде может ещё прожили бы…
— Чему быть, того не миновать, — мрачно сказал Косой, под завязку набивая магазин.
— Всё обойдется, — заявил я, сам ещё не веря своим словам и предчувствиям. Но все же следуя примеру Федора, давил патроны один за другим.
— Может это не они? Ты не обознался?
— Они. Но я думаю, обойдется. Вы здесь посидите,… я сам к ним выйду.
— Максим, даже Мишкой косолапым, ты не справишься с ними один.
— Кем?
— Медведем, как ты давеча превращался.
Вот оно, что! А они скрывали, мямлили что-то? Себя то со стороны я не видел.
Проблеск гордости и некоего самоуважения мелькнули в сознании. Неплохо. Этим собакам стоило меня уважать и бояться. Хотя не собаки они, прав Косой, не собаки.
— Попробую договориться. Только вы не… Словом. Если шума не будет. Не стреляйте.
— Максим, — испытующе посмотрел на меня Хаймович, — Ты зря не геройствуй. Это тебе не рой с коллективным разумом, а дикие собаки.
— Попытка не пытка, — сказал я и, чтобы больше не оттягивать неизбежное, с бьющимся сердцем переступил порог комнаты, прикрывая за собой дверь. Так же тихо и нежно открыл входную дверь и, выйдя на крыльцо, присел на корточки. Так удобней им в глаза смотреть. Пятеро псов сидели полукругом передо мной. Десять глаз тяжело, не моргая, уставились на меня. Они ловили каждое моё движение. И хоть сидели они вполне свободно, хвосты были вытянуты по струнке. Я знал, что набросятся они мгновенно, если что…
Поэтому сидя на корточках, я вполне мог их обдурить. Как далеко я могу прыгнуть из этого положения, они понятия не имеют. И прием этот на других собаках проверен и испытан не раз. Ну, что ж пора с ними потолковать. Настроившись на более крупного кобеля в центре, я мысленно спросил:
— Зачем пришли? Кроме смерти вы ничего здесь не найдете.
— Ты один. Зачем грозишь. — Недовольное ворчание. Верхняя губа приподнялась, обнажая клыки.
— Я не один и ты это знаешь. Незачем врать.
— Людям моего племени не свойственно вранье… Мы не то, что презренные …
(непонятное определение, видимо относящееся к нам, двуногим)
— Вы пришли за добычей? Вам мало?
— Нет. Но мы не успокоимся пока не убьем всех..
— Вы голодны?
Кобель фыркнул.
— Вы наши враги изначально.
— Так о чем ты хотел поговорить?
— Ты не такой как они… ты перевертыш, и кроме того ты в честном бою убил вожака. Можешь уйти.
— О, как? Только они моё племя и я их не брошу. И кроме того, — я оскалился тоже показывая зубы, — убивший вожака сам становится вожаком!
Тут я как говориться попал в десятку. Псы оживились и даже попытались привстать.
Но главный так зыркнул на них, что они присели назад.
— Не забывай, что ты не один из нас!
— Разве я сказал не правду?
— Правду, но…
— Но тебе не выгодно, чтоб я стал вожаком, поскольку вожак сейчас ты!
И он прыгнул. Я предчувствовал это. Поэтому натолкнулся он не на смешного человечка нелепо сидящего на корточках, а на распрямленную пружину с ножом в левой руке.
И рука эта левая вспорола ему брюхо снизу вверх, пока правой я отводил его оскаленную пасть. Он отчаянно взвизгнул и отлетел от меня метра на четыре. Псы, не ожидавшие такого поворота, повскакивали со своих мест и устремились ко мне.
— Сидеть! — Рявкнул я на них, мысленно и в полную глотку.
И они отступили. Грудь моя высоко вздымалась, словно после долго бега. Куй железо пока горячо, успех надо закрепить.
— Кто теперь вожак? Ну?! Кто вожак?
Мысленно же я говорил, кто не признает меня отправиться следом … в кусты смородины, со вспоротым брюхом… Окровавленная рука сжимала нож. И именно к этой руке подошел сначала один пес, поджав хвост под брюхо. Он обнюхал руку и лизнул в знак преданности. То-то же! Оскалил я зубы. Подошел еще один, усиленно подметая хвостом двор и прижав уши. К оставшимся двум я подошел сам, свалил их на землю, ухватив за загривки.
И они подняли лапы, открывая серые мягкие животы. Я не удержался, провел правой по брюху. Пес настороженно следил за моей рукой. Двое первых оказались за спиной, но я не упуская их из виду, мысленно зарычал, а когда обернулся они сидели прижав уши.
Дело сделано! Сердце ликовало.
Скрипнула, приоткрываясь, дверь, выглянул Хаймович:
— Эй! Маугли, не забудь им сказать, что вы одной крови.
Небольшой пригорок перешел в низменность. Сосновый бор, перемежающийся березами и кедрами, уступил место елкам и пихтам. Лес стал темный. Пихтовая горечь стояла в воздухе, забивала нос и оседала на небе. Лис сплюнул этой горечью. Не любил он такие места. Из-за несносного хвойного аромата, не учуять было ни добычи, ни врага. Одно хорошо, зверье в этих местах тоже не задерживалось. То ли неприветливость ельника, то ли запах этих мест был им не по вкусу. Толстый ковер хвои под ногами сухой и пружинистый на пригорке, стал проваливаться под ногами. И в глубоких следах заблестела вода. Болото близко. Руслан замедлился, озираясь по сторонам. И чего он мог учуять, если и тонкий нюх Лиса пасовал в таких местах?