Проект «Повелитель» - Страница 34

— У него ствол! Стойте! — заорал кто-то.

За стенкой бурно обсуждали, что со мной делать.

— Мочите его! Чего стали?!

— А если он детьми прикрылся?

Дальнейшее я не слышал, поскольку проснулись остальные детки и подняли такой визг, что я оглох напрочь. Киваю Ирке, мол, давай подруга двигай, шевели ножками. Но она вдруг отошла к детям и замотала головой.

— Я не пойду.

— Давай быстрее! Не бойся! Косой встретит!

— Да мне без разницы, косой или рябой надоели вы мне все!

— Ну и хрен с тобой!

За окном раздается автоматная очередь. Прячу ствол за пояс и прыгаю в распахнутое окно. ***

Картинки событий перемешались в моей голове, словно кто колоду перетасовал.

Вот Косой стреляет и орет: Суки! От случайной пули падает Светка. Мишка — Ангел с перекошенным лицом дергает затвор, а патронов нет. Мы бежим, пригибаясь и поминутно оглядываясь, волоча за собой женщин. Они прикрывают уши ладонями, волосы спутались и растрепались на бегу. Узнав, что Луизы больше нет… Косой решает остаться и прикрыть наш отход. Бью Косого по морде и тащу за собой. Потом картинки кончились.

Серый рассвет настигает нас. Погоня отстала. Они не ожидали, что мы так вооружены.

Если б они знали, что ушли мы пустые, догнали бы непременно. С рассветом поднялся ветер. Он дул нам в спину, ворошил кучи мусора, кидался опавшей листвой. Вот и наступило холодная половина года, которую старый Хаймович упорно именовал зимой. Начавшиеся дожди однажды кончатся, и придет засуха и пыльные бури, и если ты не запасся водой, то до начала следующих дождей можешь и не дожить. На душе у Косого у же началась засуха, и я не знал, будет ли у него дождь. Он высох и помертвел. Перебитую пулей руку, он кажется, не замечал. Не замечал ни холодного ветра, ни сбитых в кровь пальцев, ни косого, хлеставшего за шиворот дождя, ни скользкой грязи под ногами. Он падал, поднимался и шёл дальше и снова падал, и снова поднимался. Мы шли рядом такие же, как Федор полумертвые от усталости. Мишка тащил за собой, приволакивая правую ногу, беспрестанно морщась и шипя от боли. Марта с Леной растянули над собой куртку Косого, прикрывая ей головы и плечи от дождя.

До дедовского дома осталось с полкилометра. Но я уже знал, что первым делом как придем, надо будет напоить Федора, стребовать с деда спиртное и напоить. Чтоб он напился и поплакал, а я молча посижу с ним. Надеюсь, тогда ему станет легче, и он хоть чуть-чуть оживет… … ….

Последним на второй этаж втащили Мишку, идти он уже не мог. В его ботинке хлюпало, и не вода. Я дернул за потайной крючок, но дверь не открылась. И тогда рукояткой пистолета постучал. Хаймович открыл сразу, словно за дверью и стоял. Он пропустил меня на руках с Мишкой. Мишка всё кривился, а под конец, когда я неловко задел его ногой за ступеньку, выматерился.

Дед зашикал на него:

— Тихо! Ребенка разбудишь!

Из спальни тихо, словно приведение вышла Луиза. И Косой распихивая всех кинулся к ней, и подхватив на руки хохотал как сумасшедший. А с глаз его двумя неиссякаемыми потоками падали капли дождя. В спальне кто-то разбуженный громко заплакал, тоже требуя к себе внимания.

* * *

Баклан не промахнулся, он и не собирался попадать. Кивнул Луизе, и она поняла. Притворилась мертвой, и лежала, до крови прикусив губу, сдерживая крики. Как родила, не помнит, в себя пришла от криков ребенка. Тогда собрав все силы, спеленала ребенка и побрела к Хаймовичу. Моисей Хаймович как бывалая повитуха приступил к делу. В первую очередь нагрузил Шустрого, тот натаскал воды, нарезал тряпок на пеленки. Потом дед нагрел воды для гостей, помыл новорожденного, накормил мамашу и уложил обоих спать. И к нашему приходу они уже успели поспать. Как выяснилось, Луиза пришла через час после нашего ухода, Шустрый хотел, было бежать за нами, но старый не пустил. Было поздно, темно и вряд ли Сергей бы нас нашел. А потом, вряд ли бы мы нашли Сергея…

Нас как-то быстро сморило у печки, и мы вповалку завалились спать. На моем диване теперь спала Луиза с ребенком, на дедовской койке приютились женщины. Мужское население вело активную половую жизнь т. е. легли на полу, побросав не нужные вещи на пол и ими же укрывшись.

Проснулся я от вздохов Ангела. Дед перебинтовывал ему ногу, протирая самогонкой. Косой с унылым видом наблюдал за процедурой.

— Хаймович, милый, хорош добро на говно переводить…

— Сам ты говно! — обиделся Мишка.

— Да я говорю, что и так заживет,… а водки не будет, — оправдывался Федя.

— Когда тебе руку дед вправлял, ты чего-то водку не жалел?!

— Ну, то рука, а то твое копыто, — улыбнулся Косой.

— Вам молодые люди просто несказанно повезло, что пули навылет прошли, и извлекать не пришлось. Мише конечно больше повезло, только мякоть задета. А тебе Федор с дощечками месяц ходить как минимум. Лучевая кость перебита, пока не срастется руку нагружать нельзя, а то ещё криво срастётся.

— Ему одним органом кривей не страшно, он и так косой, — вставил Миша.

— А ты у меня сейчас будешь одноглазым!

— Ша! Бродяги! — Поднялся я на ноги. Меня в перестрелке бог миловал, ни царапины. А сломанное ребро не в счет, угол крыши был не очень мягким. Так нормально, дышать надо осторожно.

— Нам гостей надо ждать от Джокера и к их приходу гостинцев приготовить.

— Спи спокойно Толстый, уже всё заряжено, — успокоил Косой.

— Когда это?

— Шустрый наш Сережка постарался.

— Ага.

Я развернулся, собираясь, отправится по нужде, как меня остановил Федор.

— А кто это тебе куртку на спине так красиво располосовал?