Проект «Повелитель» - Страница 21

К оглавлению

— Максим, не прикидывайся глупее, чем ты есть.

Надо же, раскусил, подумал я, пряча улыбку.

— Что-то типа.

— Что именно?

— Ну, написано вход в систему, белая полоска и палочка на ней то появляется, то пропадает.

— Всё правильно, — вздохнул Хаймович. — Попробуй нажать на клавишу, знаешь такую…

И Хаймович принялся пальцами рисовать на полу загогулину.

— На ней слово не по-русски написано, но первая буква похожа на русскую — Е.

— Нажал.

— И что?

— Пишет, что пароль введён неправильно. Спрашивает, что пароль забыли?

— Подсказку жми.

— Где?

— Боже мой,… - Хаймович заломил пальцы. — Ладно, с чем чёрт не шутить. Палочка на месте, моргает?

— Да.

— Буквы русские на доске видишь?

— Ага.

— А сбоку цифры есть?

— Есть.

— Набери: 04061966.

— Набрал. Только тут точки вместо цифр?

— Так и должно быть. А теперь жми клавишу, ну ту самую, которая загогулиной.

— Есть! Пишет: вход в систему выполнен. Тут квадратик вылез: говорит, что введен режим безопасности — А, и спрашивает отменить? Ниже два квадратика — да и нет.

Хаймович прислонился к стенке и схватился за сердце. Федя подскочил к нему.

— Тихо дети мои, тихо… — сдавлено произнёс старик, — всё просто настолько замечательно, что мне не вериться. А теперь Максим видишь стрелочки на все четыре стороны?

— Нет,… а вижу.

— Стрелочкой на — да, и подтверди. Жми загогулину.

— Всё. Пишет, что режим безопасности снят. Вы только ко мне не рвитесь по лестнице…

— я замялся, как-то не верилось в удачу, — может защита и висит. Я сам к вам приду.

И я развернулся к выходу, и уже на пороге комнаты услышал.

— Никогда не думал, что так просто… У него оказался тот же пароль, что и на домашнем компьютере. Сколько раз говорил, слишком просто, только чайники ставят паролем свой день рожденье.

— А чей это день рождения? — спросил Косой.

— А я разве не сказал? — очнулся Хаймович, — Да соседа моего — Мухи.

* * *

…. Автострады были забиты машинами, брошенными автомобилями… Их вереница тянулась до самого горизонта. Теперь они ржавели под бесконечным дождем. Казалось, само небо оплакивает нас. Те немногие, что разбрелись по селам… были встречены в штыки и вилы. Каждый пытался выжить. Выжить, не смотря ни на что. В этом стремлении люди теряли то последнее человеческое, что у них было. И они выживали до первых осадков, и до вторых, и до третьих… Не многие проживали больше двух лет. Но кто-то был молод, кто-то успевал зачать ребенка, кто-то родить…

Апатия охватила меня, мне было совершенно все равно жить или умереть. Только торопить смерть не спешил, некое сознание греховности сдерживало меня. Да, я помогал выжить другим. Но всё это как-то порывами, приступами. Что-то происходило с моим метаболизмом. Я мог спать вниз головой, уцепившись, за какую-нибудь скобу ногой, спасаясь от своих созданий ещё более мутировавших, но весьма жизнеспособных. Упорные членистоногие всё-таки вырвались из бункера. Впрочем, я теперь много чего мог. Научился отключать болевые рецепторы, уменьшать сердечный ритм. Тело почти полностью подчинялось моим прихотям и нуждам. Однажды когда с балкона высотки сорвался вниз мальчишка, я бросился вниз, вырастив себе кожные крылья, и спланировал с ним на руках. Забавный был мальчуган, он так напомнил мне… Может быть, мне нужно было взять на себя заботу о детях? Я заботился о них по-своему… Они должны были вырасти на обломках цивилизации, вырасти совсем другими людьми..

В те года, когда продуктов не стало, а добывать пропитание люди ещё не научились, свирепствовал каннибализм. Жертвами становились, как правило, слабые — женщины и дети. Кого-то из этих детей я сам сделал сиротой. Но они были будущее, а не их обезумевшие от голода родители…

* * *

Вприпрыжку спускался по лестнице. Торопился услышать, что Хаймович может ещё интересного сказать, пока сам не свой. Из него ведь потом слова клещами не вытянешь.

При имени Муха он обычно становился нем как рыба, не смотря на частые оговорки.

Опоздал всё-таки, услышал я, как Хаймович отбивается от Феди.

— Причем, тут генерал?… Да не был он военным, учёным, он был… я полагаю, гениальным учёным. Что даст форы любым генералам. Скорее всего, всё это его детище, он о работе никогда не распространялся.

— Так с чего ты Хаймович, решил, что он тут командовал?

— Тьфу, и ты Максим ту да же… Ну есть у меня кое-какие соображения по этому поводу.

Но всё это слишком неопределённо, что бы знать наверняка.

— Однако, пароль его ты знал точно, — сухо сказал Косой, — а нам тут горбатого лепишь.

— Ну, знаешь Федор, никто не давал тебе права разговаривать со мной в таком тоне.

Всё! Баста! Хаймович замолк обиженным. Но тут вступил я, пора было кончать с этими загадками.

— Ладно, Хаймович, колись, что знаешь! Этот твой излюбленный приём, найти повод обидится, чтобы обидится и под таким подливом замолчать.

— Под соусом, а не подливом, молодой человек… — улыбнулся Моисей Хаймович.

— Да? А какая хрен разница?

— Так был он военным или нет? — наступил Федор.

— Сказать, что он совсем не был военным, было бы неправдой. В молодости все несли воинскую службу в своё время. В память о службе было модно наносить татуировки на предплечье с изображением вида войск, где служил. Так вот, если вам удастся с ним когда-нибудь встретится, опознать его вы всегда сможете по этому знаку на плече: парашют, под ним самолетик, и три буквы ВДВ.